That's amore

When the world seems

to shine like you've had too much wine

That's amore

Bells will ring ting-a-ling-a-ling, ting-a-ling-a-ling

And you'll sing «Vita bella»

Hearts will play tippy-tippy-tay, tippy-tippy-tay

Like a gay tarantella [18]…

Стало как-то легче на душе, будто исчезли стены камеры, и вокруг живописные пейзажи Италии…

– Мария, давайте поговорим о главном спонсоре вашего движения «Право на оружие», русском олигархе Константине Николаеве, – начал очередной допрос Кевин, когда меня привели в комнату в гараже.

– Бизнесмене Константине Николаеве, – вмешался в разговор Боб. – Слово «олигарх» имеет негативный эмоциональный оттенок. Давайте избегать передергиваний, ладно?

– Хорошо, пусть будет бизнесмен, – согласился Кевин. – У нас имеется информация, что вы, Мария, встречались с ним в Италии для передачи секретных сведений. Что вы можете сказать на этот счет?

– А, вы про Рим, наверное, – улыбнулась я. – Это и впрямь завораживающая история. – Что ж. Слушайте.

Март 2016 года, Рим, Италия

Самолет мягко ударился о бетонную посадочную полосу, загудели турбины, и воздушное судно стало медленно снижать скорость. Пассажиры бодро захлопали в ладоши, благодаря капитана за спокойный полет и мягкую посадку. За окном иллюминатора пронеслись ярко-зеленые поля и невысокие деревья. Наконец, самолет медленно подкатил к серому трапециевидному зданию аэропорта, казалось, на две части разрезанного полоской зелено-голубых окон.

«Добро пожаловать в Рим! Сейчас 9:00 местного времени. Разница с Москвой составляет два часа. Мы желаем вам приятного дня! Спасибо, что вы воспользовались услугами компании „Аэрофлот“!»

Это была моя первая в жизни поездка в столицу Италии и, пожалуй, самая спешная сборка дорожной сумки. Накануне вечером я общалась с Николаевым. Он, как человек, понимающий толк в хорошем вине, владел несколькими гектарами виноградников в зоне Болгери в центральной части Италии – Тоскане, на побережье Тирренского моря.

Я предприняла сие внезапное предприятие, чтобы встретиться с Николаевым по одной простой причине: до моего отъезда на учебу в США оставались считаные дни. К тому времени я уже сложила с себя полномочия председателя организации и хотела обсудить с человеком, поддерживавшим ранее движение «Право на оружие», возможность сохранения пожертвований через контакт с его новым председателем. Такие вопросы нужно было обсуждать лично, глядя человеку в глаза.

Бизнесмен Константин Николаев тогда входил в первую сотню богатейших людей России из списка Forbes. За пару лет его финансовой поддержки движения через рекламное агентство в Москве я ни разу не видела его лично. Не будет преувеличением сказать, что его незримое, но ощутимое присутствие играло в моей жизни ключевую роль.

И вот настал тот день, когда мы оказались в одном месте в одно время – на встрече в честь дня рождения общего друга в большом особняке в пригороде Москвы. Николаев приехал поздно, некоторые гости уже стали расходиться. Кто-то из участников вечеринки указал мне на высокого похожего на настоящего русского медведя широкоплечего грузного мужчину, одиноко курившего на террасе дома.

– Мария, вы же хотели познакомиться с Константином? – обратился ко мне один из гостей. – Вот он, скажем так, собственной персоной.

Я открыла стеклянную дверь на ночную террасу, в лицо ударил холодный воздух поздней московской осени и запах хвойного леса, и тихо подошла к смотрящему куда-то вдаль, в темноту леса мужчине.

– Извините за беспокойство, – начала я. – Меня зовут Мария Бутина. Я…

– Я знаю, кто ты, – отвлекся от созерцания Николаев. – Ты – молодец. Я наблюдаю за твоими успехами на оружейном поприще. – Вино будешь?

Он принес два бокала вина и два теплых пледа. Мы разместились прямо на полу уличной террасы и еще долго разговаривали об оружии, политике и будущем России, отгоняя периодически пытавшихся засвидетельствовать свое почтение российскому бизнесмену гостей праздника.

После этой загадочной встречи с человеком, невидимо присутствовавшим несколько лет в деле моей жизни, движении «Право на оружие», он снова стал лишь тенью. Пару раз мы пересекались на дружеских обедах и приемах, Николаев вскользь интересовался оружейными делами, спрашивал, как это организовано «у них», за бугром, в Национальной стрелковой ассоциации США, и любопытствовал о новых веяньях в среде американских либертарианцев, поскольку сам был любителем неограниченной свободы. Со временем он потерял интерес к организации «Право на оружие», ожидаемое им расширение состава разрешенных единиц оружия на руках гражданских лиц затягивалось, и на том его финансовая поддержка почти прекратилась. Так кроме этих редких бесед и обмена смс-сообщениями, мы никаких контактов не поддерживали, пока однажды он не предложил мне прилететь в Италию, а сам при этом улетел по срочным делам в Лондон. Так я провела три одиноких великолепных дня в Риме, осматривая туристические достопримечательности итальянской столицы и великолепные залы Ватикана, даже назвав соответствующий фотоальбом о поездке в соцсетях «Одна в Риме».

В следующий раз я прочла о господине Николаеве из материалов моего уголовного дела. Он нанял одного из самых дорогих адвокатов в Вашингтоне, но не для меня, а чтобы тот присутствовал на моих заседаниях суда и докладывал шефу о ходе дела.

Экзамен Чикиты и уроки американской демократии

– Бутина, а что такое демократия?

– Чикита, тебе зачем?

– Для теста надо: демократическая форма правления и структура американской власти. Вот тут – видишь.

– Хм, – улыбнулась я. – Какая ирония судьбы. Садись. Расскажу. Понимаешь, Чикита. Демократия – это когда люди участвуют в политике через выборы своих представителей. Например, голосуя за президента. Ты же гражданка США, кажется?

– Я – да, – обрадовалась Чикита. – Значит, я могу голосовать за президента!

– Нет, Чикита. Ты не можешь – грустно сказала девушке я.

– Это еще почему? – удивилась Чикита.

– Вот смотри: ты ж федеральная заключенная?

Она кивнула.

– А для федеральных заключенных, или, проще говоря, тех, кто нарушил федеральный закон, а не законы какого-нибудь штата, к сожалению, с 1984 года нет условно-досрочного освобождения. Тебе, кажется, дали пожизненное, да, малыш?

Она потерянно посмотрела на меня. Можно быть сколько угодно оптимистом и радоваться, что ты избежал электрического стула, но когда тебе двадцать два года и ты понимаешь, что умрешь в тюрьме, радость улетучивается. Чикита понимала, что, чтобы она ни делала, как бы хорошо себя ни вела, сдала бы образовательный тест, получила тюремную работу, которую выполняла бы сверхстарательно, все тщетно: на волю она больше не выйдет никогда.

Чтобы как-то поддержать девушку, я продолжила:

– Чикита, ну подожди, всякое же бывает – законы меняются, президент может объявить амнистию, так что не отчаивайся. Русские говорят: «Надежда умирает последней». Обещаешь?

– Да, Бутина, – вздохнула она.